ЛАКТИОНОВ ГЕНИАЛЬНЫЙ

В этом посте хочу рассказать о творчестве великого русского художника советской эпохи Александра Ивановича ЛАКТИОНОВА. По моему глубокому убеждению, Лактионов является самым великим художником в нашей стране в двадцатом веке. Думаю, и в нынешнем веке нет ему равных.                                                                                                                                                                                  Точнее я не рассказываю, а представляю. Текст не мой, а  взят из Сети. По этой причине  в нем возможны неточности. Но это может быть только в непринципиальных мелочах, не искажающих главного.                                                                                                                                                                                                                         Когда я в 2005 году впервые вышел в Интернет, одним из первых было желание найти информацию о Лактионове. И ничего не нашел! Не было тогда о нем в Сети ничего. И я решил сделать на Артлиб страницу о его творчестве. Это была первая информация в Сети о нашем гениальном художнике. Вот его адрес: http://www.artlib.ru/?id=11fp=2uid=1583                                                                                                                                                                                                                                           Теперь информации о Лактионове в Сети полно.

Тогда же я познакомился заочно с его дочерью Марией Александровной, тоже художником. У нас была небольшая переписка, в которой она поблагодарила меня за продвижение творчества ее отца.                                                                                                                                                                                   Итак, читайте, смотрите и наслаждайтесь великим искусством великого и гениального живописца Александра Ивановича ЛАКТИОНОВА.

О жизни и творчестве Александра Лактионова

Творчество Александра Ивановича Лактионова в профессиональных кругах вызывало горячие споры. Одни считали, что его работам не хватает внутренней насыщенности образов, другие отмечали правдивость его искусства. Критика, прозвучавшая из уст выдающегося художника-педагога Сергея Васильевича Герасимова по поводу дипломной работы Лактионова, стала определённым стереотипом в отношении коллег и критиков к дальнейшим работам художника. Но если бы Лактионов написал одну только хрестоматийную картину «Письмо с фронта», его имя можно было бы вписать золотыми буквами на страницы истории изобразительного искусства советской эпохи.

  Жизнь Александра Лактионова

 Александр Иванович Лактионов родился в рабочей семье в 1910 году. Его родина – Ростов-на-Дону. Здесь в 1926-1929 годах он учился в художественной школе у А.С. Чинёнова. Первыми освоенными ремёслами были профессии каменщика и чертёжника. Уже в зрелом возрасте Александр Иванович с гордостью демонстрировал дом, в котором сделал свою первую кладку. Потом работал чертёжником. Спустя некоторое время с двумя друзьями поехал в Москву. Через братьев Кориных вышел на Михаила Нестерова, который решил посмотреть на что способны молодые дарования. Они выполнили творческое задание именитого художника сделать «портрет дерева». В придачу скопировали одну из репродукций Веласкеса. Вместе с И. Грабарем М. Нестеров дал будущим художникам рекомендательное письмо, с которым ребята едут в Ленинград.                                                                     В 1932 году Александр Лактионов поступает в Петербургскую Академию художеств. Лактионов попал в мастерскую Исаака Бродского и сумел стать одним из его любимых студентов. В свою очередь, Бродский оказал наибольшее влияние на творчество молодого художника. Именно его девиз «Ближе к натуре!» стал определяющим в работе Александра Ивановича. Художники были удивительно близки по восприятию мира. Смерть Бродского в 1939 году была тяжким ударом для Лактионова.                       Еще будучи студентом и аспирантом в 1936-1944 годах Лактионов преподавал в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры. Вся довоенная жизнь молодого художника была полна скитаний и забот о хлебе насущном. Во время блокады семья художника жила в эвакуации в Самарканде. После войны – в Загорске, в одной из келий монастыря. Именно в Загорске родилась самая знаменитая картина Александра Ивановича «Письмо с фронта» (1947).                                 Картина стала этапной в жизни Лактионова. За неё в 1948 году художник получил Сталинскую премию, но, что важнее, всенародное признание. Хотя некоторые коллеги до сих пор не считают картину чем-то особенным. Тем не менее, после этой картины Лактионовы получили квартиру и у художника появились заказы.                                                                                                                     После «появились Письма с фронта» А.И. Лактионова признали официально. В 1949 году он становится членом-корреспондентом Академии художеств СССР, а ещё через 9 лет - академиком. В 1969 году он получил звание Народного художника РСФСР. 1971 год стал особенным в творческой биографии Александра Ивановича, ему присудили Госпремию им. И.Репина за серию портретов Героев социалистического труда, а также за портрет космонавта Комарова. Имел художник и учёное звание профессора. В конце 1960-х преподавал в Московском государственном заочном педагогическом институте. Награждён орденом Трудового Красного Знамени, медалями.

  В марте 1972 года сердце Александра Лактионова перестало биться.

Интересно, что первая и последняя персональная выставка художника состоялась через 10 лет после его смерти.

  Творчество

  Одна из глубочайших работ Лактионова «Портрет И.И. Бродского» (1939). Художник изобразил умирающего учителя. Взглянув на картину, Исаак Израилевич произнес: «Ну вот, теперь можно спокойно умирать». Работа хранится в доме-музее Бродского в Петербурге.                                           «Письмо с фронта» — картина, написанная в 1947 году. Произведение создано в тот момент, когда в нём нуждалась публика. Высокореалистическое полотно приметно не только эмоциями, но и мастерским владением цветом, формой, тщательно детализировано. Картина как бы наполнена солнцем и в то же время застывшей радостью от победы. В год создания её экспонировали на Всесоюзной художественной выставке. Потом вывесили в Третьяковской галерее, под лестницей. Место показалось не слишком удачным самому Жданову. По совету партийного деятеля «Письмо с фронта» заняло надлежащее место в Третьяковке. После поездки на выставку в США полотно залило водой в трюме парохода. Его отреставрировали, но работа утратила авторскую свежесть.

 Позитивная картина «Девушка за вышиванием», написана в 1950-х, изображала девушку, сидящую на подоконнике. Из Третьяковской галереи она уехала в Индию как подарок Джавахарлалу Неру.

Удачным вышел портрет Н.С. Хрущёва. Портрет тотчас растиражировали. С тех пор Генсек лично поздравлял Лактионова с праздниками.

 В последние годы жизни Александр Иванович работает над серией портретов космонавтов. Наиболее заметный – портрет В. Комарова, за который он получил премию им. И.Е. Репина. Космонавт получился на портрете волевым, сильным и мужественным.

 Изображал Лактионов и людей искусства – актёров МХАТА (Качалова, Хмелёва, Книппер-Чехову), актёров-ветеранов в композиции «Обеспеченная старость». Как сознавался художник в своих интервью, ему особенно интересно было работать с их лицами. Писал художник автопортреты и портреты близких ему людей.

 Особенную страсть чувствовал Александр Лактионов к передаче солнечного света, всех его оттенков. Мягкие тона в натюрморте «Февраль», пейзаже древнего Суздаля. «Натюрморт с апельсинами» — прекрасный образец работы пастелью. 

Художник работал маслом, пастелью и темперой, чудесно владел акварелью, часто смешивал технику темперы и масла. Не чужды ему были и графические техники – простой карандаш, литография, офорт. Использовал Александр Лактионов также прессованный уголь и сангину.

 До конца жизни художник был верен реалистической манере письма, не признавая экспериментов. Его приверженность классическим традициям Репина, Серова, Малявина чувствуется во многих ранних работах. В 1950-х он обращается к европейским классикам – Ван Эйку, Лиотару.

 В кисти Лактионова чувствуется очень индивидуальное понимание правдивости искусства, своя художественная программа. Что бы не говорили критики о некоторых его полотнах, даже после смерти первая персональная выставка художника собрала тысячи ценителей его искусства.

 В нашей стране картины Александра Ивановича Лактионова хранятся в Третьяковской галерее, Русском музее, а также в некоторых областных музеях.  

Владимир Рогоза

15 марта 1972 года ушел из жизни Александр Иванович Лактионов, многие годы даривший людям радость от общения с прекрасным. Не все в его творчестве было однозначно, были успехи и неудачи. Но главное, в его жизни была искренняя любовь зрителей.                                                             Лактионов был художником разноплановым, ему хорошо удавались и жанровые картины, и портреты, и пейзажи. Собственно, ему бы хватило и одной картины, чтобы навсегда остаться и в истории живописи, и в истории страны. Когда его полотно «Письмо с фронта» в 1947 году появилось на выставке, произошло удивительное событие, которого давно не знала русская живопись. На большую выставку многие зрители приходили ради одной картины. Ей было посвящено более половины записей в выставочной книге отзывов. Вскоре картина заняла место в Третьяковской галерее, художник получил за неё Сталинскую премию, а её репродукции разошлись по всей стране, сделав имя Лактионова широко известным.                                                                                                                Путь к успеху был для Александра Лактионова не легок. Он родился в простой рабочей семье в Ростове-на-Дону 29 (16) мая 1910 года. О своем детстве он впоследствии писал: «Отец мой был кузнец, мать – прачка. Любовь к рисованию появилась у меня рано. Эту любовь всячески поощрял и развивал мой отец». В голодной и холодной послереволюционной России мальчик с увлечением учился живописи. Его не увели в сторону всякие модные изыски в искусстве. Видимо, он в те годы особенно и не интересовался ими, так как его всегда влекла классическая живопись. Он любил рассматривать репродукции в старых дореволюционных журналах, мечтая о том времени, когда и сам сможет оживлять красками холст.                                                                                                              Мальчику повезло, с ним стал заниматься прекрасный художник-педагог А.С. Чиненов, который еще в 1914 году открыл в Ростове-на-Дону школу рисования и лепки, дававшую начальное художественное образование. Видимо, педагог был, как говорится, от Бога, не зря Лактионов вспоминал о том времени: «Три года обучения в школе пролетели, как светлый сон». Знаний, которые Александр получил у Чиненова, хватило, чтобы в 1932 году поступить в Академию художеств, где он проучился 12 лет, так как, закончив обучение с отличием, был сразу же зачислен в аспирантуру.                                                                                                                                                      Лактионов учился в интереснейшее время. Вы можете себе представить, что ректор академии, а им тогда стал прекрасный художник Исаак Бродский, разрешил студентам с любого курса снова переходить на первый, чтобы профессионально учиться живописи. Это не случайно, пришла пора от революционности и различных «измов» в живописи переходить к настоящему искусству. Именно благодаря Бродскому многие товарищи Лактионова по Академии (Алексей Грицай, Юрий Непринцев, Петр Белоусов) выросли в прекрасных мастеров, чьими полотнами уже много десятилетий восхищаются зрители. К сожалению, в 1939 году Бродский тяжело заболел и умер. Сохранилась небольшая картина Лактионова, на которой он изобразил своего учителя за несколько недель до смерти. Вглядитесь в неё: свет лампы выхватывает из полумрака фигуру тяжело больного человека, понимающего, что конец близок, и ждущего его со спокойствием и тихой грустью. Эта картина, написанная незадолго до начала войны, работа уже не ученика, а зрелого мастера.                                                                                                                                                                   Войну Лактионов встретил в Ленинграде. Строил укрепления на подступах к городу, тушил «зажигалки» на крышах, рисовал антифашистские плакаты. Из блокадного Ленинграда выехал в Самарканд, куда в эвакуацию была вывезена Академия художеств.                                                                                                                                                         В начале 1944 года Александр Иванович переехал в Загорск (Сергиев Посад), где приступил к работе над новыми произведениями. Любопытно, что здесь он написал «Автопортрет в рубище», выполненный в стиле старых испанских мастеров. Видимо, это была своеобразная проба кисти, так как зрители увидели его только после смерти художника. Здесь же началась работа над главной картиной живописца «Письмо с фронта».                                                                                                                                   Обычно зритель видит окончательный вариант картины, но крайне интересно посмотреть эскизы и наброски, понять, как мастер подбирает типажи, выстраивает композицию, ищет световые решения. Обратите внимание на эскиз знаменитой картины. В нем уже ухвачена общая композиция, но только две фигуры заняли свои места, где и останутся практически без изменений. Задний фон тяжеловесен и давит на зрителя, явно не хватает света. Много и других любопытных деталей, от которых художник впоследствии отказался или существенно их изменил. Этот эскиз дает зримое представление, в каких творческих поисках рождается талантливая картина.                                                                         Работая над «Письмом с фронта», Александр Иванович не ставил перед собой каких-то сверхзадач. Впоследствии он скажет: «В этой картине мне хотелось показать столь понятное каждому советскому человеку чувство радости от получения письма, изобразить советскую семью, горячо переживающую события на фронте и радующуюся успехам советских воинов».                                                                                                                                                                                              После успеха картины «Письмо с фронта» в жизни Лактионова многое изменилось. Последовали награды и избрание в члены Академии художеств. Но главное, от него теперь ждали только талантливых работ и смотрели на них с точки зрения соответствия уровню «Письма». К сожалению, у художника бывали и неудачи, одной из них стала картина «Вновь я посетил...», посвященная Пушкину. Но затем последовала серия прекрасных портретов и         пейзажей.                                                                                                                                                                 Мне, например, очень нравятся его пейзажи. Они полны солнечного света, кажется, что в них даже струится от жары воздух. Возможно, в них чувствуется отголосок Средней Азии и картин Павла Бенькова, которые там видел Лактионов. Интересно, как сам автор описывает рождение картины «Тишина», сюжет которой он подсмотрел в Паланге. «Летом 1958 года посоветовали нам друзья отправиться на берег ласкового Янтарного моря в маленький литовский городок Палангу. Приехал, поглядел кругом себя и опешил: не ожидал увидеть в миниатюрной Прибалтике такой могучей, девственной природы. Дивная зелень, дивное доброе солнце. Дома оно не всегда балует нас, грешных. Вот в этих тенистых рощах-парках я и подглядел сцену, которая меня глубоко взволновала. Вечная тема – мать и дитя. В этом пейзаже мне хотелось показать спокойную радость, счастье, тишину. Надеюсь, что эта простая тема найдет себе дорогу к сердцам, которым дороги мир на земле и счастье детей».                                                                                                                                               Лактионов не только любил и глубоко изучал картины старых мастеров, но и старался перенимать некоторые их методы живописи. Так, он часто применял сложную технику смешанного письма темперой и маслом. Сам изготавливал краски, руководствуясь старинными рецептами. Делал специальный грунт для работы пастелью, что позволяло сделать картину более долговечной.                                                                                   

«Письмо с фронта» Александра Лактионова.

Владимир Трифонов
Когда весной сорок пятого Лактионов заключил договор на первую последипломную картину, он собирался дать ей название - "Встреча". Было опробовано несколько вариантов выбранной темы, но все решил случай. Проживая в эту пору в подмосковном Загорске, а если точней - в одной из келий Троице-Сергиева монастыря, художник однажды встретил на прогулке солдата с перевязанной рукой и опиравшегося при ходьбе на палку. Останавливаясь, солдат извлекал треугольник письма и, похоже, сверялся с адресом. Лактионов, движимый профессиональным интересом, не замедлил разговорить солдатика, помог ему найти нужный адрес и проследил, как открылась дверь, как вспыхнуло лицо женщины, получившей заветный треугольник. Тема картины "Письмо с фронта" окончательно определилась. Оставалось придумать других героев полотна, разобраться с деталями. Монастырский двор следовало раздвинуть-углубить, крыльцо вдвое расширить, дать побольше солнца-воздуха, воздуха радости и победы.
Лактионов сделал эскиз, на котором слева от девочки стояло корыто, а справа у стенки - заготовленный штабелек дров. Пришедший "на огонек" художник Грицай боковые атрибуты категорически отверг: не надо распылять внимание зрителя. Вообще говоря, всякое крупное произведение суть коллективное, если не прямо, так косвенно. Например, в роли солдата-письмоносца оказался опять-таки свой брат-художник - В. И. Нифонтов. Вернувшись с фронта, как и положено, в армейской форме, он всем своим бравым видом просился на холст. Только руку пришлось бинтом привязать и слегка опереть на рукодельный костылик-палочку. Женщина с конвертом, плечом к стенке - это сестра матери Лактионова - Евдокия Никифоровна. Дети - и впрямь его дети. Пионер, читающий письмо, это семилетний сын художника - Сережа, девочка с косами - дочурка Светлана. Ну и, наконец, девушка в кофточке, с красной повязкой дежурного ПВО - это соседка. Она вся в солнце, а ее улыбка только добавляет тепла и света, наполняющих картину. А картина-то была о-огромная, метра два на полтора, стояла прямо на полу, мешала проходу, свет заоконный застила. А тут еще коза соседская проживала, да и проверила подрамник на прочность, боднула и опрокинула картину. Хорошо еще холст не порвала. Однако дело двигалось. Два года целенаправленной работы и - картина готова. Прямо ко Всесоюзной художественной выставке, состоявшейся в 1948 году. Но сперва надо было довезти картину до Москвы да показать ее председателю оргкомитета Александру Михайловичу Герасимову, автору портретов самого Сталина. Тому самому Герасимову, который гордо заявлял (не для печати), что приехал в Москву, имея в активе "хрен да трубку". А теперь он - ого-го! И вот - высочайший просмотр. Герасимов смотрит, вздыхает: чмокает, а ни слова не говорит. Лактионов не выдержал: "Ну, что скажете, Александр Михайлович?" И Герасимов, наконец: "Ну, что тебе, милый мой, сказать? Молодец!" И была в той сдержанной похвале не совсем белая зависть. Оставив свою картину на выставке, Лактионов возвратился к себе в Загорск, но вскоре получил телеграмму с указанием незамедлительно вернуться в столицу, да еще с кистями и красками. Делать нечего, пришлось ехать. А там и узнал, что в Комитете по делам искусств проявили недовольство подгнившим на картине полом. В советской, мол, действительности таких полов быть не может. В жизни, конечно, такие полы иногда встречаются, но не следует акцентировать внимание. И тэ-дэ, и тэ-пэ. Словом, подновить вышеуказанный пол! К счастью, в том же Комитете бытовали и противоположные мнения, и посему "половой вопрос" предали в этот раз забвению. Итак, выставка! В самой Третьяковской галерее. Жаль только, что картину повесили в полутемном коридоре. Там и так тесно, а тут еще зрители стали притормаживать у "Письма с фронта" - толчея и всякие неудобства. Экскурсоводы ропщут, экскурсанты толпятся - жаждут посмотреть. Наконец, подобрали другое место, перевесили. Теперь осаждали "Книгу отзывов". Каждый хотел запечатлеть свой восторг, выразить благодарность художнику. Писали, что картина - "самая интересная и правдивая на всей выставке". Примерно в том же духе заявил и сопровождавший правительственную комиссию заместитель директора Третьяковской галереи Г. В. Жидков: такого интереса зрителей к одной картине здесь не наблюдали со времени катастрофы, произошедшей с картиной Репина "Иван Грозный и сын его Иван". "Комплимент" был сомнительным, ибо там речь шла о "нападении" душевнобольного зрителя на репинскую картину, а здесь - единодушие в оценке и оценке - высокой. И - тем не менее. Окончательную точку в признании картины Александра Лактионова "Письмо с фронта" поставили партия и правительство, присудив художнику Сталинскую премию. Ее присудили с некоторым запозданием, т. е. в апреле 1949 года, но это не помешало самой широкой общественности в еще большем объеме проявить любовь к художнику и его произведению: косяком шли коллективные и личные поздравления от всевозможных творческих союзов, организаций и учреждений. Поздравляли, звонили, телеграфировали друзья, родственники, знакомые и совсем не знакомые. По сути дела это была не просто заслуженная слава в ее истинном проявлении, а разрешенная сверху кампания, в данном случае - со знаком "плюс". И это надо было пережить художнику. Без "головокружения от успехов". Впрочем, картина "Письмо с фронта" уже жила самостоятельной, не зависимой от художника, жизнью. Ее включали в школьные учебники, помещали на страницах календарей, на разворотах "Огоньков", "Работниц", "Крестьянок", печатали на отдельных листах - в рамку и под стекло. И в этом была заслуга в первую очередь самого художника, написавшего талантливую вещь. Но, конечно, и кампанейщина руку приложила. Как, заметим, и в случае с Высоцким. Так вот - о заслуге художника. Академик живописи И. И. Бродский, коего "помазал" на творческие подвиги Александр Бенуа, вспоминал о Лактионове времен Петербургской альма-матер: "Меня поразили рисунки этого совсем юного художника, которые своим мастерством напоминали ранние работы Репина и Серова. Я уже тогда предсказал ему большую будущность". Лактионов - автор десятков картин и сотен рисунков, но его высшим достижением, его "визитной карточкой" остается по сию пору незабываемое "Письмо с фронта".                                                                                                                                                   Композиционное решение полотна Лактионов искал долго и трудно. Однажды он увидел свою жену, поднимающуюся по лестнице, и понял, что картину нужно писать просто, без ложной патетики, как естественную жизненную сцену. Позировали мастеру его родные на крыльце своего дома.

“МК” нашел героев знаменитой картины: их отцы пропали без вести, не написав ни строчки

Картину “Письмо с фронта” считают шедевром живописи. Около нее в Третьяковке неизменно толпится народ. Но мало кто знает, что художник Александр Лактионов писал картину в стенах Троице-Сергиевой лавры и изобразил на полотне реальных людей. “МК” удалось найти жителей Сергиева Посада, которые стали прототипами героев знаменитой картины. О том, как создавалось полотно, а также о судьбе тех, кто позировал художнику, — читайте в материале нашего специального корреспондента.                                                                                                     Старожилы уверяют, что солнечных дней в Сергиевом Посаде, где стоит Троице-Сергиева лавра, бывает неизменно больше, чем в соседних районах.
Особую ауру города, в то время Загорска, чувствовал, видимо, и художник Александр Лактионов, когда писал полотно “Письмо с фронта”.

Картина Александра Лактионова “Письмо с фронта”.
Слева направо: Маргарита Лобанова, Владимир Нифонтов,
Ольга Быстрова, Клавдия Рустикова-Крохмалева.

— Посмотрите, его картина буквально животворит солнцем, — говорит заведующая отделом истории культуры ХХ века Сергиево-Посадского историко-художественного музея Валентина Протопопова.       На стол она выкладывает черно-белую фотографию северной стены лавры, которая во время войны была превращена в большое общежитие.                                                                                                        — Арочный проем заложили кирпичами и разделили перегородками — получилась большая коммунальная квартира, — рассказывает Валентина Вячеславовна.
В каждой из комнат-клетушек обитало по нескольку человек. В одной из них и поселился временно с семьей художник Александр Лактионов. Вместе с Ленинградской академией художеств он сначала был эвакуирован в Узбекистан, а потом переехал в Загорск. За высоченный рост, важный вид и очки Лактионова тотчас прозвали Профессором. В то время он еще не был известным мастером живописи. И местные жители нередко видели Александра Ивановича несущим в авоське картошку и выносящим в ящике мусор. Старожилы вспоминали, как однажды около Банного корпуса лавры художник встретил солдатика с перевязанной рукой. На нем была потертая, обгоревшая шинель, стоптанные сапоги. Он искал дом своего фронтового друга, чтобы передать семье письмо. Тогда, летом 1943 года, у Лактионова и зародился замысел картины “Письмо с фронта”. Увидев жену, в лучах солнца поднимающуюся по ступенькам с ведрами воды, художник решил, что герои его картины будут стоять прямо на крыльце. Только монастырский двор он решил сделать площадью маленького провинциального городка. Писать полотно художник решил с натуры. Первым позировать Александру согласился фронтовик-десантник, 24-летний Владимир Нифонтов.                                                                                                                                                                                                                   — Вовка был орел! — вспоминает его коллега Маргарита Киневская. — Высокий, с обворожительной улыбкой. Художник изобразил его на картине инвалидом, с палочкой. На самом деле Владимиру посчастливилось вернуться с войны целым и невредимым. Он был глубоко верующим человеком. Это, по его собственному мнению, и оберегло его от гибели.                                                                              В послевоенные годы Владимир Нифонтов преподавал физкультуру и рисование в загорской школе №7. Слыл он человеком очень образованным. Коллеги знали, что Владимиру довелось воевать вместе с Константином Есениным — сыном поэта.                                                                                                  — Владимир знал наизусть множество стихов Есенина, которые в послевоенные годы еще нигде не печатались, — вспоминает Маргарита Киневская. — Помню, он прочитал нам однажды без единой запинки поэму “Анна Снегина”. Для нас это было настоящим потрясением.                                                                                                                                                    В лавре Лактионов и увидел Нифонтова. В те послевоенные годы за неимением гражданской одежды многие фронтовики продолжали ходить в шинелях и гимнастерках. — Тому, что позировал именитому художнику, Владимир никогда не кичился, — продолжает Маргарита Киневская. — Работа над картиной длилась больше двух лет. Художник работал только по утрам, когда сияло солнце. Писал прямо на холсте, не делая никаких предварительных этюдов. Знаю из рассказов, что Лактионов с Нифонтовым много беседовали. Они были во многом похожи. Владимир с братом Глебом были погодки, рано потеряли мать, их воспитывала мачеха. У Александра Лактионова, как выяснилось, детство тоже было безрадостным. Мама его умерла, когда Саша был еще совсем маленьким. При живом отце мальчик рос практически беспризорником. “Если бы не увлекся живописью — попал бы, как многие из друзей, в колонию”, — признавался художник.                                                                                                                                                  Ольгу Быстрову, которая стала прототипом молодой женщины-активистки на картине, мы находим в отдаленном спальном районе.                                                                                                                                                                         На пороге тесной хрущевки нас встречает рыжеволосая женщина в ярком халате, к вороту которого приколот октябрятский значок.                                                                                                            Хозяйка широко улыбается, и мы понимаем: перед нами та самая веселая девчонка с картины.             — Мне было 19 лет, когда я позировала художнику, — рассказывает Ольга Павловна. — Мы с мамой, бабушкой и братишкой жили в соседней комнате с Лактионовыми. Они тогда не шиковали, питались скромно. Мы держали в стайке поросят, распахивали на окраине города два огорода и нередко привозили соседям молоко и овощи. Я дружила со своей тезкой Ольгой — женой художника. Она любила меня за веселый нрав. Из Ленинграда соседка привезла много красивых платьев. Когда я собиралась на танцы, она наряжала меня в свои наряды, как куколку! Все парни были мои! Ольга нередко сетовала, что моя молодость выпала на годы войны.                                                               Жили по чужим людям, пока дядя, к тому времени вернувшийся контуженный с войны, не позвал нас к себе в Загорск.                                                                                                                                                      Мама Ольги устроилась работать конюхом. Семье дали комнатку в лавре — как они говорили, в “стене”.                                                                                                                                             Позировать Лактионову Ольге Быстровой пришлось в течение двух лет. Художник брался за кисти только в хорошую погоду, когда светило солнце.                                                                            Однажды большущее полотно тщательно запаковали и повезли из мастерской в Москву. Картину решено было выставить в Третьяковской галерее.                                                                                       — Жена художника — Ольга — рассказывала мне, что комиссия не очень благосклонно отнеслась к лактионовскому полотну. Академики твердили об “идеологической невыдержанности”, о том, что советская семья изображена на фоне проломленного крылечка и дома с облупленной штукатуркой, что женщины на картине бедно одеты — в истоптанные шлепанцы.                                                 Комиссия задавалась вопросом: а что подумают иностранные гости? Советские люди, победившие в войне, должны выглядеть по-другому.                                                                                                 “Письмо с фронта” повесили в дальний угол проходного зала, так, чтобы картина не бросалась в глаза. Но художник постарался: полотно было написано необычно, все пронизано солнцем. Посетители, увидев картину, надолго останавливались около нее, многие плакали. Смотрительницы докладывали начальству: “Около Лактионова все время столпотворение!”                                                                                                                                                   — Лактионов был обижен, что картину “упрятали”, — продолжает рассказывать Ольга Павловна. — Но, прочитав книгу отзывов, он воспрял духом. Каждая вторая восторженная запись была о его “Письме с фронта”. Александр Иванович стал переписывать отзывы, потом Ольга отстукивала их дома на машинке в нескольких экземплярах. Когда собрались целые папки, художник отнес их в Комитет по делам искусств и в ЦК партии.                                                                                                                        А тут еще, на счастье, в Третьяковскую галерею заглянул Жданов. Заметив полотно, он попросил сопровождающих: “Ну-ка поднеси его поближе к свету”. Картина ему понравилась. На следующий же день “Письмо с фронта” заняло место в центре экспозиции.                                                                                                                                                        А Лактионову вскоре присудили Сталинскую премию первой степени. Это была самая высокая награда из существующих.                                                                                                                                            — Ольга как-то вечером сказала: “Мы скоро переезжаем, нам дали на Соколе трехкомнатную квартиру”. Мы потом с мамой бывали у них в гостях. Я даже позировала Александру Ивановичу. Он привозил шикарный белый китель с наградами, я его надевала, усаживалась важная на стул. Художник писал с меня… портрет Сталина. Рядом на столе стоял снимок Иосифа Виссарионовича.                       — Недавно в Третьяковской галерее встретила около “своей” картины гостей из Португалии. Узнав, что я позировала художнику, они стали меня обнимать и все твердили мне: “Вы — достояние! Картина “Письмо с фронта” напечатана у нас в школьных учебниках”. Окружив меня, они поинтересовались, как живут у нас пенсионеры. Я говорю: “Не живем, а выживаем

“На память о художнике мне осталась кукла”

 Маргарита Лобанова, с которой Александр Лактионов писал девочку, вспоминает, как художник работал, “ловил солнце”, курить ему было некогда, а очень хотелось. Тогда ее брат — 12-летний Анатолий — брал папиросы, раскуривал их и пускал дым на художника. Благо этого зрелища не видела их мать.                                                                                                                                          Когда Лактионов получил Сталинскую премию, то часть ее отдал на восстановление народного хозяйства. А Рите презентовал большую куклу во всем розовом. Это был шикарный подарок. У девочки и ее подружек никогда не было такой красивой игрушки. — Я эту куклу возила потом за собой из квартиры в квартиру.                                                                                                                                   — Репродукцию полотна однажды напечатали в журнале “Огонек”. Вот мы все и вырезали себе на память.                                                                                                                                                              В течение жизни Александр Лактионов написал еще 6 копий с картины “Письмо с фронта