С.Е.КОСЕНКОВ. Жизнь и творчество (часть 14)

17

7 октября 1989 года в выставочном зале Кировского историко-краеведческого музея открылась очередная выставка. На ней экспонировалось 130 произведений, участвовали двенадцать художников: А.Шатов, Д.Асеев, Е.Никитин, А.Зорюков, И.Демидов, В.Василенко, И.Майоров, В.Казаринов, В.Бухалкин, А.Фомин, Е.Ермилов.
«Гвоздем программы», как всегда, были работы Степана Епифановича Косенкова. Он представил восемь пейзажей: « Старая Ладога: вид из-за Волхова», «Задворки в тумане», «Весенний этюд», «Хмурая осень», «Мост через Оку под Калугой», «Начало зимы», «Стог сена в Комаричах» и «Пейзаж с красным деревом».
Эта выставка была самой представительной в истории города на тот период.
Один из многочисленных отзывов: «Наш край богат талантами, это показала выставка. Особенно понравились работы Косенкова… Наполненные светом, пронизанные оптимизмом, они дарят людям радость…». (Д.Солдатенкова, журналист).

18

Любовь Степана Епифановича к живописи была безграничной. В последние годы жизни охладел к выставкам, но не к живописи. Уже не было сил отойти от дома хотя бы на сто метров, тем более пойти в лес на этюды, но отказаться от творчества он не мог. Для него не писать все равно, что не дышать.
Письмо от 16 сентября 1996 года: «Да, наверное, моя песня спета. Я думал, что никакая сила не заставит меня отступиться от живописи. Но, оказывается, все в мире относительно и временно. Вечного ничего нет. Я думал, буду писать немного медленнее, чем в молодости, но совсем живопись не брошу, но оказалось всему свое время».
На все вокруг он смотрел глазами художника. Как-то рассказывал: «Идем с женой на покос – Антонина Федоровна моя смотрит, где трава хорошая, а я вижу сиреневые дали да изумрудные луговины. Это как болезнь, от которой не излечиться».
Это не болезнь. Это тот редкий случай, когда о человеке говорят: «Художник от Бога».
Но как ни люби искусство, живя в деревне, нельзя отдавать все время только ему. От домашних забот никуда не деться. Приходилось заниматься и бытовыми делами, особенно когда в 1991 году парализовало жену.
В 1992 году он писал мне: «По дому все делаю сам. Надо наколоть, наносить на две печки дров, воды. Истопить две печки, приготовить что-то поесть, Антонину Федоровну накормить, ест то она сама, а надо ей подать, убрать все за ней. Поводить ее по хате. Две прогулки в день...». Кроме того, приходится копать картошку, гонять овец в стадо, кормить кур. Конечно, ему помогали, в первую очередь дочь и зять, жившие рядом, но у них свое хозяйство, поэтому многое приходилось делать самому. Тем более столярные работы, связанные с живописью. Рамы, подрамники, натяжка холстов – все делал сам, одной левой рукой. Эти нехитрые работы просто выполнять, когда у тебя две руки, но вот одной левой… Как можно строгать одной рукой? Натягивать одной рукой холст на подрамник и тут же прибивать его гвоздями. Даже трудно представить, как он это делал? А он ведь это делал. Иногда ему помогал сын Александр, когда приезжал в отпуск, но в основном все делал сам, своей единственной рукой.
В девяностые годы Александр привозил из Москвы багет и собирал из него рамы (раньше багет был дефицитом даже в Москве). Это несколько облегчало работу Степана Епифановича.
Домашние дела, необходимые, но мешающие творчеству, наводили его на такие размышления: «Я завидую крепостным художникам. Они жили и творили, а барин их всем обеспечивал…
Тропинин был крепостным… Барин построил ему хороший жилой дом, мастерскую, покупал ему краски. А деньги, которые зарабатывал на портретах Тропинин, барин у него не забирал.
…Я согласен быть крепостным художником…». (Письмо 1992 года).
Вот так. Согласен быть крепостным, лишь бы не заниматься посторонними делами, отрывающими от творчества.
Но мечты-мечтами, а жизнь идет своим чередом. Продолжают появляться новые работы, по-прежнему поступают заказы. В марте 1991 года написал четыре пейзажа одному ленинградцу и отослал их заказчику по почте.
Пытается по фотографии писать портрет своего умершего друга А.И.Кондрашова. Портрет так и остался незаконченным.
Хотя призвание его, несомненно, пейзаж, но в голову приходят и жанровые сюжеты, в том числе и мрачноватого содержания. В 1992 году в хате развелось много крыс. Появилась мысль написать картину на эту тему: «Примерно так. Сидит за мольбертом художник, а тут крысы. Одна даже взобралась на мольберт и, вытаращив глазищи, смотрит на него…
А второй вариант такой: «Смерть одинокого художника». Стоит мольберт, на нем начатая картина, а художник валяется тут же на полу, зажав в руке кисть. Он мертв и крысы уже шастают по нему.
Но это, конечно, фантазия, которая так и останется фантазией, но состояние моего здоровья такое, что исключать такого нельзя». (Из письма).

(Продолжение следует)