100-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ХУДОЖНИКА КОСЕНКОВА... ч-6

    В девяностых годах у Степана Епифановича стало резко ухудшаться здоровье. Болело сердце, единственная рука стала трястись так, что работать стало трудно. Но, наверное, главное, что мешало работать - это ухудшение зрения. Один глаз практически полностью перестал видеть, второй видел плохо. Поехал в Калугу лечить зрение. На одном глазу сделали операцию и он стал видеть хорошо. На втором делать операцию сразу было нельзя, а когда стало можно, подвело сердце. Так он остался практически с одним глазом, который со временем тоже видел все хуже и хуже.
     С начала девяностых годов из-за болезней Косенков работал с большим трудом и совсем немного. Он всегда помногу раз переделывал отдельные свои работы, пытаясь довести до совершенства. А теперь переделывать стал практически каждую, многие, не доводя до завершения, уничтожал, сдирая краски с холста. Он и раньше так поступал, а в девяностых стал уничтожать чуть ли не каждую вторую.
     24 февраля 1991 года он пишет в письме: «…Насчет живописи пока похвалиться нечем. Начатых штук двадцать, но над ними надо работать, а я заканчивать не могу, или совсем испорчу или получится не так, как было начато, а совсем по-другому».
     Письмо от 15 апреля 1994 года. «Вчера днем начал было заканчивать «Вечер», написал было уже полностью. Но… Присмотрелся, показалось, что-то не то. Короче говоря, не понравилось, взял и счистил. Вот так я теперь работаю, только краски перевожу. Работаю себе в убыток. Но, как говорится, искусство требует жертв».
    И все же, хоть и с трудом, и в небольшом количестве, но новые работы появлялись. Есть спрос, все работы находят покупателя. В августе 1992 года к нему приехали два турка, работавшие в тогда в Шайковке, купили несколько пейзажей. Остались очень довольны.
  В начале девяностых он еще выходит на этюды. Но результатами был недоволен, многие этюды уничтожает.         
  В июле 1995 года мы со Степаном Епифановичем последний раз сходили вместе на этюды. В ближайший от его дома лесок. В последний раз сфотографировал его на этюдах. И последний снимок, по иронии судьбы, оказался на фоне фоминичского кладбища, в котором он через пять с половиной лет найдет свое последнее пристанище.
     Во второй половине девяностых он уже не мог ходить на этюды, даже в ближайший лесок, тем более один. И, возможно, последнюю попытку отвести душу на этюдах он предпринял в октябре 1998 года. Из письма: «9 октября приехал сын из Москвы… Как-то решил поехать с ним на машине на этюды. Поехали в сторону д. Неполоть за Фоминичи. Но там все так заросло за те пять лет, что я там не был, что я писать не стал.
     Решил поехать в сторону д. Волое. Но и там не пришлось ничего написать, так как поднялся такой ветер, что когда вышли из машины, то меня чуть с ног не сбило. Так что эта моя вылазка на природу после долгих лет сидения дома тоже не увенчалась успехом, и мы уехали домой. Но я доволен остался тем, что хотя еще раз (может, в последний) взглянул на те места, где когда-то блаженствовал за этюдником. Так что, сказал я сам себе: «Все твое, дядя Степа, ушло». Общение с природой уже не для меня. Грустно и обидно становится. Хорошо, что хоть сохранил часть своих этюдов».
      В ноябре 1997 года мы с В.Василенко побывали в Фоминичах в гостях у С.Косенкова. Степан Епифанович был тогда уже физически слаб, но творческих планов было «громадье». Мечтал, например, написать портреты всех кировских художников, несмотря на ухудшающееся с каждым днем зрение и трясущуюся единственную руку.                                                                                                   На этюды уже не ходил, но дома пейзажи писал. Из-за слабого зрения и трясущейся руки они получались гораздо хуже его лучших работ. Но, тем не менее, это были работы мастера.       Я с большой грустью вспоминаю эту поездку, и вообще последние годы его жизни…           Последние годы жизни Косенков провел безвыездно в Фоминичах. Превратности судьбы и болезни лишили физических сил, но не лишили творческого задора. Планов было множество. Кроме занятий пейзажем, мечтал написать портреты всех кировских художников, закончить хотя бы одну из давно начатых жанровых картин. Но желания и таланта здесь оказалось мало, нужны и просто физические силы, а их как раз становилось все меньше и меньше.                                                                                         Степан Епифанович мечтал, чтобы в Кирове был художественный музей. Музей должен был бы стать центром, объединяющим художников Кирова и других городов и районов области: Людинова, Бетлицы, Барятино, Спас-Деменска.
      Не сбылось...